Светлана Уварова: «Почему мазохизм?»

Мазохизм придя в психиатрию, а затем в психоанализ, из литературы и, утвердившись в качестве перверсии, вышел за рамки психопатологии, став интересом современной философии, литературы, искусства и других гуманитарных сфер.

Светлана Уварова 
ПОЧЕМУ МАЗОХИЗМ? 

Идея проведения психоаналитического симпозиума на тему «Мазохизм», вероятно, требует некоторых объяснений. Почему из целого спектра перверсий и патологий выбран именно мазохизм? На это имеется целый ряд причин. Во-первых, интерес к мазохизму существовал еще на первых этапах развития психоаналитической теории. Фрейд впервые обращается к этому понятию еще в 1905 году в работе «Три очерка по теории сексуальности», а в психоаналитической теории Фрейд отводит особое место этому явлению. Но дальнейшее развитие психоаналитической теории (после Фрейда), на наш взгляд, не позволяет говорить о достаточном рассмотрении данной темы. Во-вторых, мазохизм как термин не является только областью психопатологии, - придя в психиатрию и психопатологию, а затем в психоанализ, из литературы и, утвердившись в качестве перверсии, он вышел за рамки психопатологии, став интересом современной философии, литературы, искусства и других гуманитарных сфер. Также он, безусловно, притягивает внимание и интерес достаточно широкого круга людей, а психоанализ всегда интересуют феномены, принадлежащие разным областям знания. И, наконец, происхождение этого термина имеет непосредственное отношение к Украине. 

Известно, что впервые термин «мазохизм» был введен австрийским и немецким психиатром Рихардом фон Краффт-Эбингом в работе «Половые психопатии» в 1886 году. Тогда мазохизм был определен как «своеобразное извращение психической половой жизни, состоящее в том, что Субъект на почве половых ощущений и побуждений находится во власти того представления, что он должен быть - вполне и безусловно порабощен волей лица другого пола, что это лицо должно обращаться с ним, как с рабом, всячески унижая и третируя его»1. Уже в то время количество описанных случаев мазохизма было настолько велико, что Краффт-Эбинг не просто выделяет эту «перверсию» в отдельную нозологическую группу, но и определяет за ней роль «весьма часто встречающегося извращения»2. 

Через 10 лет, в 1896 году, появился психоанализ, который сыграл значительную роль в развитии взглядов на феномен мазохизма. 

Краффт-Эбинг назвал эту перверсию по имени современного ему и очень популярного в то время австрийского писателя Леопольда фон Захер-Мазоха. В его многочисленных произведениях, самым знаковым из которых считается «Венера в мехах» (1869), описывается подчинение и унижение в любовной жизни. Произведения Мазоха позволили вычленить мазохизм как общечеловеческое явление, средствами литературы описать его настолько клинически достоверно, что Краффт-Эбинг счел возможным перенести симптоматику отдельно взятого писателя на целый пласт «перверсий». И благодаря этому истории, описанные Захер-Мазохом, пересекли границы литературы и литературоведения. 

Как известно, Леопольд фон Захер-Мазох родился и прожил большой отрезок своей жизни в Галиции, в Лемберге (ныне Львов), его предки по материнской линии были русинами. Русины относятся к украинской этнической группе. Соответственно, можно предположить, что истоки мазохизма можно отыскать в культурной и национальной среде, в которой родился и вырос Мазох и которую столь живо описывал в своих произведениях о галицийских крестьянах, их быте и обычаях. 

Как известно, чаще всего мазохизм рассматривается в бинарной оппозиции садизм-мазохизм. Мы же решили сконцентрировать свое внимание на мазохизме, как самостоятельном феномене. Садизм, как элемент пары садизм-мазохизм, чаще, на наш взгляд, привлекает внимание психоаналитиков, психиатров и литераторов и, пожалуй, ближе всего (по мнению Фрейда) находится к гетеросексуальной реализации мужчины. 

Первое, что 3. Фрейд говорит о садизме в работе «Три очерка по теории сексуальности», это то, что «сексуальность большинства мужчин содержит примесь агрессивности, склонности к насильственному преодолению»3. Он добавляет, что «биологическое значение» этого сочетания, «состоит, вероятно, в необходимости преодолеть сопротивление сексуального объекта еще и иначе, не только посредством актов ухаживания. Садизм в таком случае соответствовал бы ставшему самостоятельным, преувеличенному, выдвинутому благодаря смещению на главное место агрессивному компоненту сексуального влечения»4. В этой же работе Фрейд подтверждает гипотезу о связи садизма и мазохизма: «Кто испытывает в сексуальных отношениях удовольствие от того, что причиняет другим боль, тот способен также наслаждаться, как удовольствием, и той болью, которую могут принести сексуальные отношения ему самому. Садист всегда одновременно и мазохист, хотя либо активная, либо пассивная сторона извращения может быть развита у него сильнее, представляя собой его преобладающую сексуальную деятельность»5. 

В работе «Я и Оно» 3. Фрейд, трактуя садизм, описывает соединение в нем жестокости и эротизма как «устойчивый бессознательный сплав». 

Термин садизм также был заимствован Краффт-Эбингом из литературы, только более ранней эпохи, чем творчество Мазоха. Тем не менее, литературная популярность романов маркиза де Сада более устойчива по сравнению с отношением к творчеству Леопольда фон Захер-Мазоха, возвращенного из забвения в 70-е годы XX столетия. Многие психоаналитики, философы и представители искусства обращались к творчеству маркиза де Сада. Об этом говорят труды Жоржа Батая, Ролана Барта и Джейн Геллоп а также, статьи Жана Бенуа, Пьера Клоссовски, Мориса Бланшо, Алена Роб-Грийе, Филиппа Соллерса, Жана Полана, Андре Бретона, Андре Пьейра де Мандьярга, Андре Массона и Феликса Лабисса. Возможно, отчасти это можно объяснить тем, что де Сад был соотечественником большинства перечисленных авторов, а также сыграл видную политическую роль во времена французской революции и становления республики. 

Что касается мазохизма в ракурсе развития психоаналитической мысли, то после Фрейда интерес к этой теме больше проявлялся в первой половине XX столетия. Такие психоаналитики как Шандор Радо, Вильгельм Райх, Хелен Дойч, Эрнест Джонс, Карен Хорни, Франц Александер, Теодор Рейк и, конечно же, Ж. Лакан описывали мазохизм каждый со своих теоретических позиций, но, на наш взгляд, эта тема не получила еще достаточного освещения. Безусловно, наряду с семинарами Лакана отдельное место в этой теме занимает прекрасная работа Жиля Делёза «Представление Захер-Мазоха (холодное и жестокое)» написанная в 1968 году. 

Итак, главный предмет нашего внимания сегодня - перверсия мазохизм (лучше сказать явление), которую чаще других связывают с садизмом иногда как его компонент или же как его бессознательную противоположность. В психоанализе пара садизм-мазохизм всегда рассматривается в связи с другими бинарными оппозициями мужское-женское, активность-пассивность, либидо-мортидо (эрос-танатос), а это значит, что рассмотрение этих феноменов всегда связанно с анатомическим различием полов и является стержнем, вокруг которого строится психоаналитическая теория.

Концепция мазохизма у Фрейда постоянно эволюционировала по мере развития психоаналитической теории, но так и не приобрела четких очертаний. Мазохизм, определяемый 3. Фрейдом то как чрезвычайно опасное либидинальное нарушение, то как одно из «самых легких», по началу рассматривался как происходящий из садизма, т.е. садизм, обращенный на себя, таким образом, мазохизм поначалу представлялся Фрейду явлением второго уровня.

В работе «Ребенка бьют» Фрейд пишет: «Прежде всего, как будто подтверждается тот факт, что мазохизм не является выражением первичного влечения, но возникает в силу обращения садизма против собственной личности, т. е. благодаря регрессии от объекта к Я»6.Далее здесь же он рассматривает это явление с точки зрения оппозиции активность-пассивность. Говоря о цели влечения, Фрейд пишет:«Влечения, обладающие пассивной целью, следует допустить с самого начала, особенно у женщины, но пассивностью мазохизм еще не исчерпывается; он обладает еще тем характером неудовольствия, который столь необычен при удовлетворении влечения. Превращение садизма в мазохизм происходит, как нам кажется, под влиянием участвующего в акте вытеснения сознания вины»7. Это очень важный момент - вина конституирует мазохизм. А мы знаем, что Фрейд считал вину фундаментом социальной организации, истоком возникновения закона и главным инструментом социализации субъекта. Но в случае мазохизма Фрейд отмечает, что: «Вытеснение, таким образом, выражается здесь в трояком эффекте: оно делает бессознательными результаты генитальной организации; саму ее принуждает к регрессии на более низкую садистско-анальную ступень; и превращает садизм этой ступени в пассивный, в известном смысле опять-таки нарциссический мазохизм. Второе из трех этих следствий делается возможным благодаря предполагаемой в этих случаях слабости генитальной организации; третье делается необходимым потому, что сознание вины выказывает по отношению к садизму такое же неодобрение, как и к генитально понятому инцестуозному выбору объекта»8. Таким образом, уже здесь Фрейд связывает мазохизм с регрессией на более ранние (догенетальные) стадии развития либидо, и даже предшествующие анально-садистической фазе. Именно это наводит на мысль о первичности мазохизма по отношению к садизму.

Позднее, когда Фрейд вводит в психоаналитическую теорию влечение к смерти, он приходит к выводу, что можно выделить как мазохизм вторичный (т.е. производный от садизма), так и мазохизм первичный. Первичным мазохизм назван потому, что ему не предшествует этап агрессивности, направленной на объект, в этом случае влечение к смерти по-прежнему направлено на самого субъекта, будучи при этом либидинально связано или даже слито с либидо. Итак, мысль о том, что мазохизм не сводится к обращению садизма на себя, возникла у Фрейда вместе с мыслью о влечении к смерти. Здесь же Фрейд выдвигает идею о том, что ненависть древнее любви, и это несет в себе плату за культурное развитие человека.

В основополагающей работе «Экономическая проблема мазохизма», которую Лакан назвал «текстом столь безупречным», что все прежде написанное не может идти в сравнение, Фрейд вывел мазохизм за рамки перверсии (т. е. достижение сексуальной цели), выделяя три его формы: эрогенный, феминный (женский) и моральный мазохизм.

Однако, как только границы между этими формами устанавливаются, они сразу же начинают размываться. Эрогенный мазохизм, определенный 3. Фрейдом как «наслаждение от боли», оказывается физиологической основой для феминного и морального мазохизма. Это трехчастное деление, таким образом, весьма быстро открывает путь к одному из тех столь любимых 3. Фрейдом дуализмов, когда феминная и моральная формы мазохизма «просачиваются» друг в друга в точке, в которой каждая соприкасается с мазохизмом эрогенным. Определение «эрогенный» 3. Фрейд обычно прилагает к термину «зона», которым он обозначает часть тела, где концентрируется сексуальное возбуждение. Следовательно, в понятии «мазохизм», будь то феминный или моральный, имплицитно присутствует опыт телесного наслаждения, в данном случае - телесного наслаждения от боли, или, точнее, связи наслаждения и боли. Это отсылает нас к представлению 3. Фрейда, что «Я - это прежде всего “телесное Я”». Стоит отметить, что феминный (женский мазохизм) Фрейд связывал не столько с женской природой, сколько с женской позицией.

Рассматривая три формы мазохизма, мы видим, что для Фрейда мазохизм не только перверсия, но и явление, выходящее за границы сексуальных извращений. Далее Фрейд представляет мазохизм уже не как перверсию, а как аспект невротического порядка. Фрейд описывал мазохистские и садистские тенденции, как составляющие невроза навязчивости. В лекции «Сексуальная жизнь человека» он писал: «Самые важные из многочисленных сочетаний симптомов, в которых проявляется невроз навязчивых состояний, оказывается, возникают под давлением очень сильных садистских, т. е. извращенных по своей цели, сексуальных побуждений, и, в соответствии со структурой невроза навязчивых состояний, симптомы служат преимущественно противодействию этим желаниям или выражают борьбу между удовлетворением и противодействием ему. Но и само удовлетворение не оказывается при этом ущемленным; оно умеет добиться своего в поведении больных обходными путями и направляется, главным образом, против их собственной личности, превращая их в самоистязателей»9. Здесь мы также сталкиваемся с пограничным положением рассматриваемых нами феноменов - мазохизм как невротический симптом, а симптом всегда несет в себе функцию наказания или его след. И тут снова мы возвращаемся к чувству вины. Как уже отмечалось выше, в работе «Неудобства культуры» Фрейд выражает мысль о том, что единственный путь вхождения в культуру (т. е. очеловечивания) лежит через виновность. Вина - это сплетение двух влечений Эроса и Танатоса, она является стержнем субъективности и социального устройства - последствием травмы очеловечивания и социализации. Субъект конституируется вокруг травмы, в основе которой столкновение желания и запрета. Соответственно, мы можем предположить, что боль или травма находится в основании бытия и определяет интерсубъективный контекст. Возможно, эта мысль может продвинуть нас к лучшему пониманию феномена мазохизма.

Но тут важно учесть еще несколько аспектов. Размышляя о мазо - хизме, Фрейд вводит так называемое садомазохистское влечение - влечение, которое вне структуры перверсии (т. е. вне мазохистской ситуации как таковой) не существует. Садомазохистское влечение не только формируется, но и берет начало лишь при условии, что субъект делается объектом чужой воли, воли другого. Здесь играет роль расщепление, при котором субъект одновременно является и объектом. Но далее мысль Фрейда принимает неожиданный оборот: не боль как таковая лежит в основе садомазохистского влечения, а своего рода насилие со стороны другого. Эту мысль Фрейда развивает Лакан в 11 семинаре, он говорит о насилии, «которое чинит субъект, с целью приобрести над собой господство, себе самому»10. Лакан разворачивает перед нами конструирование субъекта следующим образом: «Здесъ-то и выяснится, наконец, что стоит за влечением, - путъ влечения является единственным дозволенным субъекту способом нарушения принципа удоволъствия»11. (Мы знаем, что принцип удовольствия - стремление психического аппарата поддерживать имеющееся в нем количество возбуждения на возможно более низком и устойчивом уровне, постоянство достигается, с одной стороны, разрядкой уже имеющейся энергии, с другой - избеганием всего того, что могло бы усилить возбуждение и вызвать защитную реакцию).

Лакан продолжает эту мысль: «Субъект обнаружит, что желание его представляет собою лишь тщетную попытку заарканитъ, пойматъ на крючок желание другого, - ибо вмешательство другого откроет ему существование наслаждения, лежащего по ту сторону принципа удоволъствия»12. Далее Лакан подчеркивает особенности частичного влечения и значимость его для формирования сексуальности в целом: «Преодоление принципа удоволъствия под действием частичного влечения - вот факт, который позволяет нам представлятъ себе частичные влечения как нечто такое, что лежит на самой границе поддержания гомеостаза, завороженности его тем спрятанным под покровом обликом, в котором является нам сексуалъностъ»13.

Проведя этот беглый обзор развития мысли Фрейда, а вслед за ним Лакана, на феномен мазохизма, мы можем отметить, что мазохизм выходит за рамки концепции перверсии или психопатологии, исследование этого феномена проливает свет на природу человеческого бытия в целом, он является своеобразной матрицей социального устройства и формирования субъекта, как такового.

Безусловно, существует еще множество аспектов феномена мазохизма, которые не вошли в наше описание, но являются очень важными для понимания данной темы, добавим лишь некоторые. По мысли Фрейда «Распад Эдипова комплекса» может происходить двояким образом; он указывал на два его возможных исхода: активный, садистский исход, когда ребенок отождествляет себя с отцом, и пассивный, мазохистский исход, когда он, напротив, занимает место матери и желает любви отца. Развивая эту мысль Фрейда, Ж. Делёз предлагает несколько иной взгляд: «Матъ - вовсе не объект отождествления, она естъ условие того символизма, через который осуществляется самовыражение мазохиста»14. Как отцовские так и материнские представления для Делёза связаны с отклонением. Он пишет: «Возвеличивающему отклонению матери соответствует аннулирующее отклонение отца («Отец есть ничто», то есть лишен всякой символической функции)»15. При этом мать отождествляется с «законом, положительным, идеальным и возвеличивающим». Далее Делез продолжает: «Мазохист играет одновременно на трех процессах отклонения: возвеличивающем отклонении матери, наделяющем ее, вместе с фаллосом способностью возрождать; отклонении, исключающем отца как не принимающего никакого участия в этом втором рождении; и отклонении, имеющем отношение к сексуальному удовольствию, насколько этот процесс прерывает его и упраздняет его генитальность, чтобы сделать из него удовольствие от возрождения».

В своей работе «Мазохизм» Теодор Рейк выделял четыре основополагающие черты мазохизма: 1) «особое значение фантазии», то есть форма фантазма (фантазм, переживаемый ради него самого, или пригрезившаяся, драматизированная, ритуализованная сцена, абсолютно необходимая для мазохизма); 2) «судорожность», или «подвешенность» (ожидание, задержка, выражающая тот способ, каким страх воздействует на сексуальное напряжение и препятствует ему дорасти до оргазма); 3) «демонстративность» или, скорее, убедительность (посредством которой мазохист выставляет напоказ свои страдание, стесненность и унижение); 4) «вызов» (мазохист агрессивно, вызывающе требует наказания, которое разрешает от страха и дарит ему запретное удовольствие). По мнению Рейка «страдание - не причина удовольствия, но предварительное условие, необходимое для его наступления».

Если отталкиваться от мысли, что закон питает виновность того, кто ему повинуется, мазохист изобретает новый способ, он «обходит» виновность, превращая кару в условие, делающее возможным запретное удовольствие. Тем самым мазохист ниспровергает закон.

Все вышеизложенное, возможно, поможет нам пролить свет на то, что питало личность Леопольда фон Захер-Мазоха, который благодаря своему писательскому дару, дал название феномену, о котором мы говорим сегодня. К сожалению, нам не доступна подробная история жизни Мазоха, и лишь краткие биографические данные и исторический и культурный контекст его детства могут послужить нам основанием для выдвижения гипотез об источниках сформировавших мазохистические черты его личности и его творчества. Из его биографии мы знаем, Леопольд фон Захер-Мазох родился в 1836 году в столице Галиции - Лемберге (Львове). Он был старшим из пяти детей в семье директора галицийской полиции. Предками его отца были испанцы и богемские немцы. Его мать происходила из древней славянской фамилии, ее предки были русинами. Первые двенадцать лет жизни Леопольда прошли в Лемберге и в небольшой деревушке Виники, недалеко от столицы, а городская жизнь Леопольда протекала в родительском доме, где царила атмосфера просвещения. Знание русского языка впоследствии дало ему возможность читать в подлиннике русских авторов: Карамзина, Пушкина, Тургенева и др. С семейными визитами связан для Леопольда фон Захер-Мазоха первый опыт взаимоотношения полов, наблюдаемый им в мире взрослых и позднее описанный в «Воспоминаниях детства». Кроме того, он в раннем возрасте пережил смерть трех сестер и братьев, а также социальный взрыв: восстание поляков в Краковской республике в 1846 году, подавление его и присоединение этой территории к Галиции. Спустя десять лет, он уже в качестве историка опубликует материал об этом восстании, который станет его первым литературным опытом. В те времена Галиция являлась одной из самых отсталых в экономическом отношении провинций Австрийской империи. Здесь в наибольшей степени сохранилась крепостная зависимость крестьянства, феодальные повинности, устаревшие способы хозяйствования. Положение осложнялось национальной пестротой населения: если помещиками-землевладельцами в подавляющем большинстве являлись поляки или венгры, то крестьянство, особенно в восточных областях, было по-преимуществу русинским. Провинция не имела внутренней автономии, государственным языком был немецкий. В 1848 г. в Галиции вслед за волной революций в Европе, которые были названы «Весной народов», произошли народные волнения и в результате был принят проект конституции, который предполагал введение демократических свобод и ликвидацию пережитков феодализма. Это вызвало новый всплеск либерального движения в Галиции. Либерализация политической системы привела также к подъёму национального движения среди галицийских русинов.

Благодаря своей «славянской душе, вобравшей в себя немецкий романтизм» (по выражению самого Мазоха), он смог в своем творчестве придать фольклорному материалу силу мифа, его произведения изобилуют историями о галицийских меньшинствах (т. е. социально униженных слоев населения), с живыми описаниями обычаев, обрядов, быта и нравов. Почти всегда присутствует центральная фигура женщины-деспота (часто она управляет сектой или общиной) и героя, подчиняющегося ей. В большинстве своих новелл Мазоху не составляет труда отнести мазохистские фантазии на счет национальных и народных обычаев, невинных детских игр, шуток любящей женщины или же нравственных и патриотических требований. Вообще, большую часть произведений Мазоха представляет деспотизм центральной героини и униженность героя. Ему удается изображать это в розовом цвете, оправдывая мазохизм самыми разнообразными мотивами или требованиями, навязываемыми какими-то роковыми, душераздирающими ситуациями. В связи с этим даже неотъемлемая частица мазохизма в его произведениях кажется читателям просто каким-то проявлением славянского фольклора и малороссийской души. «Малороссийский Тургенев», говорили о нем литературные критики.

Меньшинства, населяющие Австрийскую Империю, для Мазоха были неисчерпаемой кладовой обычаев и судеб. Под общим заглавием «Завещание Каина» Мазох задумал некий «тотальный» труд, цикл новелл, представляющих естественную историю человечества и содержащих шесть главных тем: любви, собственности, денег, государства, войны и смерти. Каждую из этих сил надлежало привести к ее непосредственной чувственной жестокости; и тогда всякий должен был увидеть - под знаком Каина, в зеркале Каина, - что «великие князья, генералы и дипломаты, точно так же как и обычные грабители и убийцы, заслуживают виселицы или каторги». Мазох мечтал о прекрасной деспотице, грозной царице, которой недоставало славянам, чтобы обеспечить торжество революций 48-го года и объединить панславистские устремления...

Но в большинстве случаев в романах Мазоха описываются закрытые секты или общины, в которых главным персонажем является идеальная женщина. Она часто делает то, что не по силам многим мужчинам - травит медведя или волка; организует земледельческую общину и руководит ею; и через ритуальные страдания приводит мужчину к новому рождению. Именно этот последний обряд и представляется самым существенным: в этом мифе он составляет истину и цель двух других.

Два главных мужских персонажа сочинений Мазоха - это Каин и Христос. Помещая значительную часть своего труда под знак Каина, Мазох имеет в виду множество вещей: преступление, вездесущее в природе и истории; безмерность страданий («Кара моя слишком велика, чтобы мне ее вынести»). Но Каин - это также земледелец, любимец матери. Каин привлекает Мазоха не только из-за тех терзаний, которым он подвергается, но уже из-за одного только преступления, которое он совершил. Христос, страдающий на кресте также олицетворяет страдания (добровольные), его мать находится у креста, в его лице умирает бог - т. е. устраняется отцеподобие для возрождения нового, очищенного, идеального бога. В Каине и Христе Мазох выражает конечную цель всего своего труда; и Христос - не Сын Божий, но новый Человек, в котором отцеподобие упразднено, «человек на кресте, без половой любви, без собственности, без отчизны, без воинственности, без труда...»

Конечно, творчеству Мазоха стоило бы посвятить гораздо больше времени, но даже этот краткий обзор позволяет предположить истоки основных сюжетных линий в его творчестве и мазохистских тенденций. В его произведениях воспевание и идеализация материнского начала, той национальной среды, из которой происходила его мать. Эта среда униженных и угнетенных никогда не имела собственной государственности, а территория, на которой проживали русины, русские или малороссы (во времена Мазоха это были слова-синонимы) всегда была раздираема на части, буквально терзаема сильными соседними государствами, и очень часто переходила от одного государства к другому. Время от времени соседние государства насильственно насаждали свою религию (пример польское католичество). Это приводило к тому, что на этой территории существовало множество небольших религиозных сект, с жесткими ограничениями и порядками внутри них. Отсутствие национального государства, возможности официально использовать родной язык не предполагает возможности признать закон отца, возможность идентифицироваться с ним, отсюда мечта (фантазм о сильной царице, императрице, которая объединит славян, возродит их к новой идеальной жизни). Считается, что особая роль в малороссийской культуре отводилась женщине в связи с кровавой историей, в которой мужское население вынужденно было участвовать в войнах (причем на стороне разных государств), а женщине приходилось брать на себя выполнение мужских обязанностей. В результате укреплялась ее позиция в семье и свобода поступков - украинская женщина имела право сама свататься к мужчине, а также обладала некоторыми другими правами, не характерными для патриархального уклада соседних народов. Этот аспект современные украинские феминистки возводят в основание своей идеологии. Материнский культ подкрепляется также отношением к земле, ведь земледелие - основное занятие униженного малороссийского меньшинства в Галиции. С одной стороны это предполагает покорность, с другой стороны земледельческий труд требует тяжелых усилий равноценных страданию и зависимости от природных циклов.

На наш взгляд, национальная и культурная среда, в которой формировалась личность Леопольда фон Захер-Мазоха в значительной мере могла повлиять на формирование его мазохистических черт, а также на те фантазии, которые реализовывались в его творчестве. И поэтому чтение Мазоха может быть важным для лучшего понимания украинской ментальности, может давать возможность психоаналитикам, практикующим на нашей территории, понимать глубиннопсихологические аспекты своих клиентов.

1 Р. Краффт-Эбинг «Половые психопатии».

2 Там же.

3 Р. Краффт-Эбинг «Половые психопатии».

4 Там же.

5 Там же.

6 «Ребенка бьют».

7 Там же.

8 Там же.

9 З. Фрейд «Лекции по введению в психоанализ».

10 Ж. Лакан «Семинары», книга 11.

11 Там же.

12 Там же.

13 Там же.

14 Ж. Делез «Представление Захер-Мазоха».

15 Там же.