Архетип волка как адаптивный инструмент психики

Статья посвящена одному из самых загадочных проявлений бессознательного - образу зверя в человеке. В исторической ретроспективе показывается, какую роль играл образ волка в психике человека.

Человеческая психика является универсальным инструментом адаптации к изменяющимся условиям среды. При этом адаптивными функциями наделен не только сознательный, но и бессознательный уровни психики.
Особыми адаптационными функциями бессознательного, наделены архетипы.
Архетип - вид, способ, с которым бессознательное действует на сознание. Эти "виды действия" (паттерны) происходят от инстинктов и заложены в природе человека. При рождении у него уже есть в потенциале все архетипы, поэтому и говорится о коллективном бессознательном - совокупности архетипов. Согласно Юнгу, архетипы являются структурно-формирующими элементами внутри бессознательного. Из этих элементов вырастают архетипические образы, которые доминируют и в существовании личных фантазий, и в мифологиях всей культуры. Они имеют тенденцию появляться как основные паттерны — повторяющиеся ситуации и персонажи.
С каждым архетипом может быть связано широкое разнообразие символов.
Каждая из главных черт личности является архетипом. Эти структуры включают эго, персону, тень, аниму (у мужчин), анимус (у женщин) и Самость.
Сами архетипы являются формами без собственного содержания, которые служат для того, чтобы организовывать или направлять в определенное русло психологический материал. Архетипические формы — это инфраструктура психики.
Особый интерес в контексте европейской культуры представляет архетип волка.
Проявления архетипа волка, особенно клинические, прослеживаются на протяжении всей истории европейской культуры. Достаточно сказать, что ликантропия вплоть до периода новейшей истории была наиболее часто встречающейся формой одержимости. Геродот писал о некоем северном народе нуров (нервов), способом превращаться в волков. В дальнейшем древние греки полагали, что к северу от Дуная находится загадочная и страшная страна кинокефалов – псоглавых людей. В Средние века ликантропия стала едва ли не основной формой одержимости в Европе. Особенно много таких случаев было зарегистрировано во Франции. Последователей и подражателей мифического царя Ликаона, наказанного Зевсом за циничную кровожадность, в Европе называли оборотнями. Боден писал: “Немцы называют их “Wervolf”, французы “loups-garous”, пикардийцы – “luops-varous”. Франсуа Фебус , граф де Фуа, в своей «Книге Охоты» утверждал, что название “garous” означает “gardez-vous”, «берегитесь». В Пуату и Жиронде считали, что оборотень – драчливая тварь рыщущая в поисках любовных приключений. В Дордони “loups-garous” превратилось в “liberous”, в Берри они стали “loups-berous”. В Бретани оборотне называют “Bisclaverets”, в Нормандии – “Garwalls”. Слово “versipelles” позднее уступило место латинскому “gerulfus”, которое воспроизводит саксонское “garwall”, “garou”, “werevolf” и означает «человек-волк». Джиральд Комбренсисв своей «Топографии Ирландии» утверждал, что некоторые из представителей рода Оссипианов каждые семь лет превращались в волков или волчиц, а затем возвращались к прежнему виду. Вот типичная фраза из французских средневековых хроник: «Многие люди сделались оборотнями. Оборотень – это дикий зверь. Когда он сильно разъярится, то пожирает людей, творит множество бед и уходит в большие леса».
Не менее информативной в отношении клинических проявлений архетипа волка является и наиболее тиражированная книга Средневековья – «Молот ведьм», где вопросам одержимости сущностью волка отводятся десятки страниц и отмечается, в частности, наиболее важная психологическая особенность ликантропа – неудержимое стремление убивать. Распространенность этого феномена в западной Европе тех времен была такова, что в 1573 году в одной из французских провинций был принят закон об истреблении волков. Оставляя в стороне чисто физиологический аспект (хотя есть данные одного судебного протокола в Анжере, датированного 1598 годом, когда оборотень при многих свидетелях продемонстрировал превращение своих рук и ног в волчьи), мы можем сказать, что такая укорененность данного архетипа в коллективном бессознательном не может не быть связана с глубинными адаптационными механизмами психики.
Пробуждение архетипических черт волка у современного человека является регрессом и с этой точки зрения может трактоваться как аномалия. Однако если рассмотреть этот феномен с более широких позиций - адаптации всей психики человека, включая и бессознательное, в критических условиях, то он приобретает и конструктивные черты. Вырывая современного человека из привычного ему цивилизованного мира он наделяет его очень древними, но очень сильными средствами защиты. Здесь уместна аналогия с превращениями сказочного героя в зооморфные образы (волка, медведя, зайца, змею, рыбу и т.д.), чтобы преодолеть препятствия на пути к сокровищу.
Нам выпала возможность наблюдать проявления адаптационной функции архетипа волка в процессе преодоления тяжелой психотравмы, связанной с гибелью близких людей.
Работая с группой лиц, переживших автокатастрофу, в которой погибли их товарищи, мы отметили, что в первые несколько недель уровень душевной боли был крайне высок, почти невыносим. Диагностировалось состояние, близкое к диссоциативному расстройству сознания. Но когда после нескольких сеансов групповой психотерапии отчужденность группы спала и ее участники смогли дать выход своей душевной боли, им было предложено самим попробовать найти способ утолить (или хотя бы уменьшить) ее. Это предложение сработало как пусковой механизм. Все участники группы заговорили одновременно. Эмоциональная атмосфера в кабинете не просто накалилась – она буквально вспыхнула. Все говорили практически одно и то же: утолить эту боль можно только убив виновного (водителя, по вине которого произошла автокатастрофа). При этом использовался не сам термин «убить», а: «порвать на куски», «загрызть», «пустить кровь», «перегрызть горло». Характерно, что человек, являвшийся эмоциональным индуктором группы, повторил последнюю фразу как минимум три раза. Так же у тех членов группы, чьи руки были на виду (участники группы сидели за обычными канцелярскими столами), можно было наблюдать характерный жест: кисти лежат на коленях, пальцы периодически напрягаются, совершая движения, похожие на впивание когтей. Мимические реакции участников группы были настолько выразительны, что могли служить наглядным пособием по теме «Агрессия». Весь остаток терапевтического сеанса пришлось потратить на нейтрализацию этой вспышки агрессии. Однако ее последствия ощущались еще на протяжении нескольких сеансов.
Как можно объяснить этот случай? Нам представляется, что архетип волка сыграл роль своеобразного предохранительного клапана, благодаря которому нашло выход запредельное напряжение душевной боли, которое грозило разрушением личности. Душевная боль была «выпущена» через канал архетипа волка на объект – образ виновника трагедии. Если эти данные найдут дальнейшее подтверждение, то это позволит использовать новые подходы в работе с тяжелой психотравмой. Ведь архетип волка, как и всякий другой, противоречив. То есть, он содержит как негативные, так и позитивные свойства. К примеру, наряду с кровожадностью столь же неотъемлемым атрибутом образа волка является невероятная устойчивость к боли и лишениям. Конечно, в «чистом» виде архетип подобен стихийной энергии природы: никогда нельзя заранее предсказать, чего больше она принесет – пользы или разрушений. Однако мы подразумеваем сознательную целенаправленную работу с архетипами, так как это представлено в идеях Э.Ноймана: сознание трансформирует архетип в доступные и понятные символы. Активность сознания при этом имеет решающее значение и именно присутствие психоаналитика может помочь травмированной личности использовать энергию архетипа для преодоления последствий случившегося.
Здесь следует сразу оговориться о реальных объемах такой способности сознания. Испытав на себе выброс глубинной энергии архетипа (при этом мы вполне отдаем себе отчет, что это было не «извержение вулкана», а всего лишь первый толчок к извержению, которое так и не состоялось), мы смогли по достоинству оценить ее мощь и силу. Сознание человека, в котором этот архетип пробудился, может «перерабатывать» энергию архетипа лишь в небольшом объеме. Однако для терапевтических целей этого может оказаться вполне достаточно.
В заключение хотелось бы привести пример фрагментационной работы собственного сознания. Изучая образ волка, нам довелось наткнуться на одну мысль, которая позволила выделить из загадочного и темного архетипа волка еще один символ, четкий и ясный. Это цитата из записок одного сибирского охотника, который в среде своих коллег слыл наиболее авторитетным специалистом по охоте на волка: «Когда бьют собаку, она визжит и лает. Если бьют волка, он терпит молча, как бы сильно ни били. Разве что глухо зарычит сквозь зубы. Собака всегда надеется на человека и потому зовет на помощь. Волк всегда один. Ему надеяться не на кого».