Михаил Чехов «О любви в нашей профессии»

Лекция, прочитанная в сентябре 1955 года актёрам Голливуда

"Глубоко-глубоко внутри нас, в сокровищнице нашей души, таятся громадные творческие силы и способности, но они остаются неиспользованными, пока мы о них не знаем, или пока отрицаем их. Они так могущественны, так прекрасны, что мы — это болезнь нашего времени — стыдимся их. Вот почему они дремлют и вовсе могут остаться неиспользованными, если мы не откроем дверь и не войдём безбоязненно в эту сокровищницу.


Сегодня позвольте мне начать с вами совершенно откровенный разговор об одном из этих сокровищ. Оно, как ни странно, больше всего страшит нас, и мы больше всего его стыдимся. Это сокровище — самое важное для наше практической творческой работы. То, о чём я собираюсь говорить с вами, называется любовью. Огромная путаница царит в наших умах в связи с этим понятием, поэтому мы прежде попытаемся определить, что подразумевается под той любовью, которую можно практически использовать в нашей профессии. Но давайте сперва бросим взгляд на то, что определённо не является любовью. Это нечто вялое, сентиментальное, принимаемое за любовь только по ошибке. Сплошь и рядом приходится наблюдать, как два человека пытаются «сыграть» любовь. Некоторое время они пристально смотрят друг другу в глаза, потом устают и начинают усиленно моргать. Почувствовав себя ещё более скованно, они испытывают необходимость хоть что-то сделать, чтобы скрыть своё замешательство… например, неловко касаются руки партнёра и принимаются хихикать, как бы ища спасения в этом хихиканье, а в заключение изображают на своих лицах, извините меня, идиотскую улыбку. На этом всё и заканчивается. Конечно же, это не любовь, даже не сентиментальное подобие любви. Это фантом, призрак, который только по ошибке можно принять за любовь, но который весьма способствует тому, что мы испытываем страх и стыд, когда слышим или произносим слово «любовь». Стыд возникает у нас из-за того, что это не любовь, а нечто весьма постыдное. Но что же такое настоящая любовь?

Существует три рода любви. В греческом языке существует три разных слова для их обозначения (эрос, филия, Агапе), мы же пользуемся только одним, и это создаёт большую путаницу. Давайте попытаемся в нескольких словах определить, что представляют собой эти три рода любви. Эрос — любовь, возникающая между представителями противоположных полов. Есть два полюса этой любви. Один — высокий — принято называть романтической или платонической любовью, а низкий ограничен исключительно половым влечением. Конечно, в реальных отношениях между мужчиной и женщиной оба эти полюса проявляются в той или иной мере. В общем, думаю, с этим родом любви всем нам всё достаточно ясно.

У второго рода любви (Филия) совсем иной характер. Эту любовь мы могли бы назвать чисто человеческой любовью. В ней нет эротического элемента. Это любовь между человеческими существами независимо от их пола. Она тоже имеет свою более высокую и более низкую сторону. В более низком она обычно связана с кровным родством — и здесь немалую роль играет эгоизм. Я люблю своего сына, дочь, жену, отца и др. — всех тех, кто является моими. В моих брате, сестре, матери я люблю как бы самого себя. Такая любовь — доброе и прекрасное чувство, но всё ж это не высшая форма этого рода любви. Настоящая, истинная человеческая любовь начинается тогда, когда мы проникаемся любовью к каждому человеку, независимо от кровного родства или крепкой дружбы — просто потому, что это человеческое существо, и поэтому я способен любить его без какой-либо на то причины, без привнесения чего-то эгоистического к этому чувству. Вот это-то и является высшим родом человеческой любви. Правда, тут таится одна опасность: можно захлебнуться в бесконечных абстрактных разговорах о том, как мы любим человечество. Нет, не это я имею в виду. Никто не любит человечество вообще, потому что никто не представляет себе на самом деле, что это такое — «человечество». Но если я скажу себе: «Я люблю людей», то тут же почувствую реальную почву под ногами. Потому что любить настоящих, живых людей, которые в данный момент передо мной, независимо от того, знаю я их или нет, — совсем другое дело, нежели просто играть такими общими понятиями, как «человечество». «Я люблю человечество» — ровным счётом ничего не значит.

Наконец, существует третий род любви, Агапе — наивысший, который можно — и должно — назвать Божественной любовью. Она настолько возвышенна, что мы, вероятно, не в состоянии постигнуть её. Это любовь, присущая Богу или Святой Троице. Она нисходит на нас, но она так высока для нас, что в рамках данной лекции мы не будем рассуждать об этом. Остановимся на той любви, которую мы назвали чисто человеческой. Итак, посмотрим, какую практическую пользу можно извлечь из этого сокровища для нашей профессии, для нашей творческой работы.

Зададим себе вопрос: что мы так любим в нашей профессии? Да всё, разумеется. Прежде всего мы любим играть. Чем только не жертвует современный актёр ради того, чтобы играть! Через какое множество страданий и даже порой унижений безропотно проходит он только ради того, чтобы иметь возможность играть! Какая сила на земле способна удержать его от этой страсти, от этой любви к игре? Быть может, он приносит в жертву ей какую-то другую, лучшую карьеру, лучшее общественное положение и более надёжный образ жизни. Для настоящего актёра все эти обстоятельства ничего не значат. Игра — вот то единственное, что владеет всеми его помыслами и ведёт его сквозь все трудности, связанные с актёрской профессией.

Другое, что мы любим, вероятно, больше, чем самих себя — это наша роль. Как часто можно слышать: «О, какую замечательную роль я получил!» Может быть, на поверку она не столь уж и замечательна, но как только я получаю её, мне кажется, благодаря магическому воздействию любви, что это самая лучшая, самая изумительная роль…

Третье, что страстно любит актёр в своей профессии — это процесс подготовки роли. Мы любим работу над ролью, её совершенствование. Все мы стремимся к совершенствованию нашего творения, независимо от того, удаётся это нам в конечном счёте или нет. Не это главное. Главное — наше сокровенное желание. И весь процесс работы над ролью и её совершенствование насквозь пронизаны любовью.

Четвёртое — это готовая роль, конечный продукт всех усилий актёра. Как только роль родилась — актёр начинает любить её как живое существо, как близкого человека, как родного ребёнка. Пусть она несовершенна — всё равно это «дитя» актёра, и он нежно любит своё создание. Эта любовь оправданна, потому что не только для актёра, но очень часто и для зрителя творение актёра может быть живо в течение многих дней, недель, месяцев, а то и дольше. Итак, роль требует максимальной любви актёра, впитывает в себя всю его любовь к моменту завершения им творческого процесса.

Наконец, пятое — публика. Актёр может что угодно думать и говорить о своей публике. Он может сказать: «Я безразличен к ней» или даже : «Я ненавижу её». Но это всё лишь иллюзия. Актёр любит свою аудиторию. Ему нужны его зрители, без них он не смог бы жить. Он прекрасно понимает, что работает для своих зрителей, а во время спектакля — вместе с ними. Публика является частью его профессии, притом одной из важнейших её частей. Актёр жаждет зрителя, устремлён к нему, любит его. Этими пятью элементами я как бы охватил всю профессию актёра. Все детали и оттенки включены в эти пять пунктов, которые вобрали в себя всю актёрскую профессию, пронизанную нашею любовью насквозь — от начала и до конца.

Обратите внимание: я ни разу не сказал, что актёру следует любить свою профессию. Я всё время говорил, что он любит её. Вопрос только в том, насколько он осознаёт эту любовь, которая постоянно проводит работу внутри него. Тут мы подходим к очень интересному и весьма любопытному моменту нашей психологии. Вот в чём он состоит. Каждый по личному опыту знает, что внутри нас действуют два течения. Два потока сил. Один — добрый, положительный, помогающий нам, другой — отрицательный, мешающий, разрушающий. Так вот, если мы ничего не знаем о позитивных, творческих силах, не обращаем на них внимания, они постепенно начинают в нас ослабевать. Их влияние на нас становится почти незаметным, а может и вовсе исчезнуть. Напротив, если мы ничего не будем знать о пагубных, дурных, тормозящих силах, подспудно работающих внутри нас, они станут расти и развиваться. Их влияние на наше творчество будет усиливаться. Но если мы будем знать о позитивных силах внутри нас, они начнут расти и станут всё больше и больше помогать нам в творческой работе. Когда же мы отдадим отчёт в негативных, пагубных силах внутри нас, они пойдут на убыль и мало-помалу отомрут. В один прекрасный день они даже могут полностью исчезнуть — но это уже в идеале. Дело в том, что само осознание добрых и злых сил, которые действуют в нас одновременно, является громадным шагом в развитии нашей духовной жизни. Тогда как неведение тянет нас вниз, ибо укрепляет и питает только наши негативные силы. Это весьма любопытная, интереснейшая и практически самая важная вещь, которую следует использовать для совершенствования наших способностей.

Теперь постараемся представить себе, что получит актёр практически для своей профессии, если проявит достаточно мужества, чтобы осознать и развить в себе несокрушимую силу, называемую любовью. Прежде всего я хочу привлечь ваше внимание вот к чему. Все наши сценические, творческие ощущения основаны на этом типе любви. Можно сказать, что все они порождены ею. Вообразите себе большое поле — невспаханное, необработанное. Напрасно было бы думать, что без любви на этом поле можно вырастить добрый урожай — вырастет лишь нечто убогое. Но если мы с осознанной любовью подготовим поле, то оно даст сильные и здоровые всходы. То же самое и с нашими сценическими, творческими чувствами — отличными от тех, что мы испытываем в повседневной жизни.

Давайте сразу возьмём какой-нибудь крайний пример. Скажем наш персонаж полон ненависти. Ненависть и любовь — что они могут иметь общего? В повседневной жизни — ничего. Но на сцене — очень многое. Потому что, ненавидя в качестве персонажа, мы как художники получаем удовольствие от этой ненависти, так как основана она на любви — творческой любви, с которой мы создаём роль. Теперь представьте себе другое. В нашей игре нет любви или, вернее, мы не осознаём её, либо всё ещё стыдимся её. Короче, не хотим её развивать. Тогда ненависть нашего персонажа становится всё более и более «естественной», всё более безобразно и отталкивающей. Теперь представьте себе: спектакль окончен. Любви в основе нашего исполнения не было, мы не любили нашу — сценическую — ненависть. Занавес опущен — что же в итоге может случиться? Мы будем по-прежнему ненавидеть — но кого? Никого конкретно, но сама ненависть останется с нами и станет приобретать всё большее и большее сходство с ненавистью в нашей повседневной жизни. Это значит, что мы медленно, но верно приближаемся к той точке, когда начинаем путать наши творческие чувства с повседневными. Так можно дойти и до умопомешательства. Ведь смешивая на сцене ежедневные, реальные чувства, которые не основаны на любви, с чувствами сценическими, которые должны быть основаны на любви, мы привносим на подмостки прозу жизни и этим убиваем искусство. А с другой стороны, мы начинаем играть в жизни, нагромождая одну ложь на другую. По этому пути уже идут некоторые наши коллеги. И эта путаница убивает внутри них всё, что они когда-то, будучи молодыми, надеялись найти на сцене. Они любили сцену, а теперь забыли о ней и спутали две абсолютно разные сферы — повседневную жизнь, часто лишённую любви, и сценическую, основанную на любви.

Если вы, дорогие друзья, как следует задумаетесь над этим и ещё много раз вернётесь к этой мысли, то очень скоро поймёте, что эта любовь действительно существует, живёт внутри вас, и, как я уже сказал, только одно осознание этого факта способно её усиливать и развивать. Практическим результатом будет для вас то, что вы будете расти и развиваться как художник, да и как человек не останетесь внакладе. Мы думаем о том, как нам развить наши таланты. Этот — один из самых полезных и практически осуществимых способов. Так реализуйте же в себе эту способность любить, и вы увидите, что из этого выйдет.

Какова самая характерная черта такой любви? Это постоянный процесс расширения, распространения. Любовь — не статичное душевное состояние, она постоянно в движении, в развитии, а вместе с ней — в движении и развитии наше сокровенное внутреннее «я», то, что лежит в самой сердцевине нашего артистического существа. Это означает, что наш талант растёт, сбрасывает оковы, становится сильней, свободней и выразительней. «Вырасти» — значит, развить себя как артиста. Сколько всяческих сил внутри нас только и делают, что совершают над нами насилие, стараются подчинить нас, искалечить и тем самым препятствуют нашему развитию, убивают наш талант. Почему же из любви не извлечь практическую пользу? Для этого надо осознать её, развивать её и вместе с нею развивать себя. Это убьёт одну за другой все те силы, которые заставляют нас сжиматься, ослабляют нашу творческую личность; любовь сделает нас более артистичными, более свободными творчески, более счастливыми. Такова практическая сторона того, что я пытаюсь внушить вам.

Теперь давайте спросим себя: «В чём сущность нашей профессии?» Наверное, мы ответим примерно так: «Сущность нашей профессии состоит в том, чтобы отдавать — отдавать постоянно». Что же мы отдаём? Прежде всего — наше тело, наш голос, наши ощущения, воображение и пр. Всё это мы отдаём персонажу, которого играем. Что происходит потом? Результат этой отдачи — готовую роль — мы тоже отдаём нашему зрителю. И ровным счётом ничего не оставляем себе. Да, при этом мы получаем наслаждение, но часто мы смешиваем две вещи. Наслаждение, получаемое в момент отдачи, мы смешиваем с самой отдачей. Наслаждение остаётся при нас, но всё, что мы создаём — нашу роль — мы отдаём зрителю. Наслаждение, испытанное нами, является лишь результатом этой отдачи. Сперва отдать, а по результату отдачи получить наслаждение.

Теперь послушайте. Как я уже говорил, самая характерная черта любви — её способность расти и распространяться. Самая характерная черта нашей профессии — отдача. А не является ли это фактически одним и тем же? Любовь развивается сама и развивает нас, но ведь это и есть процесс отдачи! Мы отдаём себя нашему зрителю как раз через этот процесс развития любви. Попробуйте сохранять свои чувства как действующего лица внутри себя, не отдавать их зрителю, не посылать их ему. Что произойдёт? Вы потеряете контакт с залом. Вы почувствуете, что внутренне задыхаетесь. Ваше состояние будет таким мучительным потому, что вы пойдёте против своей натуры и против этой любви, требующей, чтобы вы развивались, отдавали, дарили, освобождались от всего, что есть внутри вас как у действующего лица.

Мы рождены, чтобы ничего не удерживать у себя, чтобы отдавать, а не брать. Представьте себе двух разных актёров. Один не знает о необходимости и возможности постоянно отдавать, развиваться, любить. Второй знает и чувствует себя намного счастливее, потому что он отдаёт; он не ощущает себя эгоистом, который бережёт всё только для себя. В то же время актёр первого типа полон беспокойства. Он не знает, что такое быть уравновешенным, внутренне умиротворённым. Он незнаком с состоянием, которое мы могли бы назвать душевной ясностью. Будучи эгоцентристом, он всегда разрывается на части, терзаемый смутным внутренним беспокойством, — беспокойством ума, чувств, воли. Отдавать — значит, идти вперёд по дороге, которая ведёт нас к изумительному спокойствию и душевному равновесию. Почему бы нам не воспользоваться нашей профессией для достижения этого спокойствия духа? Ведь мы можем прибегнуть к самому простому средству — отдавать, отдавать, ничего не оставляя для себя. Мало того, что это будет основано на нашей любви и, как я уже говорил, даст нам то душевное спокойствие, без которого невозможна творческая работа. Ведь артист, исполненный беспокойства, на самом деле ничего не созидает. Он рвёт свои нервы, он истерзан, всегда колеблется, всегда неуверен в себе, а необходимую артисту настоящую, спокойную уверенность (которой у него нет) он заменяет самоуверенностью или, хуже того, самодовольством. Он наивно полагает, что самодовольство способно заменить спокойствие духа и равновесие, необходимые в творчестве. В самом деле, возможно ли принести в жертву творчеству всё своё существо, и в то же время беспокоиться, созидая? Нет, невозможно. И в нашей профессии к подлинной творческой свободе ведёт спокойствие духа. Спокойствие — через отдачу своего тепла, через излучение своих чувств, через развитие, сочетающееся с непоколебимым желанием не оставлять ничего в себе и для себя. Чем больше мы отдаём, тем больше получаем. Это известно. Мы никогда не устанем давать.

Наша сегодняшняя усталость — всяческие нервные расстройства, истерия и т.п. — всё это происходит оттого, что мы не отдаём, что мы храним в себе. Мы можем стать законченными неврастениками, людьми истеричными в нашей профессии, если не будем развивать эту способность отдавать, расти и любить. Может быть, вы воспримете эти мои советы как нечто вроде плохой проповеди, но может быть, почувствуете, что в них заложен глубокий практический смысл. Это всецело зависит от вас. Если вы воспримете мои слова как практические советы, вы увидите, что ваша актёрская сущность мало-помалу изменится, и всё, о чём я говорю, постепенно станет вашей второй натурой. Тот, кто сумеет воспринять мои слова как практический совет, сам обнаружит множество важных моментов, которые он сможет использовать и развивать самостоятельно.

Если кто-нибудь из вас спросит меня, существуют ли конкретные практические средства для развития того внутреннего качества, которое мы назвали любовью, я отвечу — да, такие средства существуют. И эти средства очень просты, вы можете использовать их каждый день, в любой час, не уделяя этому занятию особого внимания, не тратя на него специально отведённого времени. Вот они, мои немногочисленные советы, как развить нашу любовь, или, вернее, как всё больше и больше осознавать факт её существования. Напоминаю, друзья, мы подошли сегодня к нашей проблеме не с точки зрения переживания, а скорее с точки зрения воли, действия. Мы рассматриваем эту любовь как дело, поступок, действие, а не чувство. Чувства и переживания, которые, конечно, тоже являются составной частью любви, появятся сами собой в нужный момент: нам не следует заниматься их рассмотрением. Выполнение определённых задач, внутренних и внешних, станет для нас средством пробуждать, вызывать, выманивать нашу любовь из глубин нашей человеческой души.

Первый мой практический совет состоит вот в чём. Старайтесь не упускать возможностей помочь другим в нашей повседневной жизни. Есть много случаев, когда мы можем оказать какую-то помощь окружающим. Не имеет значения, будет ли эта помощь очень важной, существенной, или совсем незначительной — например, передать кому-нибудь солонку за столом. Дело не в том, насколько это важно. Важен простой факт: вы делаете что-то для своего ближнего. Это действие, сознательное действие, является громадной силой, когда речь идёт о пробуждении того, что мы называем нашей человеческой любовью (разумеется, чем больше наша помощь ближнему, тем сильнее пробуждается в нас и любовь). Вот вам пример. Был у меня друг, который обладал множеством хороших человеческих качеств. Годами наблюдая его, я видел, как он упускал всякий удобный случай помочь другим. Однажды я спросил его, почему он так поступает, почему не помогает, когда мог бы это сделать? Он ответил: «Я не чувствую в себе достаточно любви к этому человеку: если я сделаю что-то для него, не любя его, это будет не совсем честно». Вот тут-то он и ошибался. Он годами ждал, когда к нему придёт это чувство, а оно так никогда и не пришло. Пожалуйста, поймите меня правильно. Я ни в коем случае не призываю вас чисто механически оказывать помощь другим. Нет. Чем искренней вы будете это делать, тем лучше. Но это вовсе не бездейственное ожидание «чувства любви» — это нечто совершенно иное.

Другой мой совет таков. Нас окружает множество вещей, которые мы считаем безобразными, несимпатичными, неприятными и не хотим иметь к ним никакого отношения. Что ж, вы правы: вокруг нас действительно немало безобразных вещей. Но с сегодняшнего дня постарайтесь делать следующее. Как только вы столкнётесь с чем-нибудь для вас неприятным, попытайтесь отыскать в нём хотя бы крупицу чего-то, что не было бы безобразным и омерзительным. Во всём неприятном можно найти хоть что-то приятное. Это «что-то» может быть маленьким, совсем незначительным, я бы сказал, почти незаметным. Но, право, стоит потратить время, чтобы найти это пусть ничтожное, но всё ж хорошее «что-то». И теперь вы можете отвернуться от этой безобразной, неприятной вещи. Вы уже послали сигнал куда-то в самые глубины своей души, и этот прямой сигнал также станет могучим средством пробуждения того, что мы зовём нашей человеческой любовью. Особенно этот совет касается нашего отношения к людям. Постарайтесь думать о каждом своём ближнем как о человеке, соединяющем в себе два различных «я» — высшее и низшее. Я прекрасно знаю, что никто из нас не может вообразить себе это высшее, лучшее «я» полностью, но в этом и нет необходимости. Просто попытайтесь секунду-другую — но как можно чаще! — думать о том, что в человеке существуют два разных «я». И со временем эта привычка вырастет в нечто всё более и более конкретное. Когда мы говорим о нашей любви к другим, мы, конечно, имеем в виду, что мы любим высшее, лучшее «я» этого человека. Мы не можем любить низшее «я» у других, так же как и не можем любить низшее «я» у себя самих. Эта привычка думать, что в каждом человеке есть высшее «я», даст вам возможность пробудить в себе со временем это чувство, это конкретное ощущение, что высшее «я» как раз и является тем, на что направлена наша любовь. Но опять-таки это произойдёт само собой. Нам надо сделать только одно: допускать эту мысль в наше сознание как можно чаще, всего на одну, две, три секунда, а потом дать ей возможность уйти в подсознание, где обретаются наши таланты, наше собственное высшее «я». И тогда мы обнаружим, каково это высшее «я» в других.

Ещё один совет: прислушайтесь-ка к разговорам и спорам людей вокруг себя и обратите внимание на то, как они произносят эти маленькие словечки: «я», «мой», «по-моему», «по моему мнению». Какой большой вес, какое большое значение они придают им! При этом иногда не совсем даже вникнув в то, что хотел сказать собеседник. «О, и я так думаю!» И вот уже я киваю головой и радостно твержу: «Я тоже так считаю!» Я до того счастлив, что начинаю смеяться. Почему? Потому лишь, что я тоже так думаю! Ведь я подхожу к мыслям и мнениям других только с меркой моего собственного согласия или несогласия. Я не хочу сказать, что нам не следует выражать наших собственных мнений. Нет, конечно же, нам следует выражать их! Иначе не была бы возможна никакая беседа, никакая дискуссия. Я предлагаю совсем другое: мягко, не пережимая, обуздать и укротить своё маленькое «я». Почему мягко? Потому что, если мы примем слишком крутые меры, оно может взбунтоваться и нанести нам сильный ответный удар. Наилучший способ — общаться с ним с юмором. Смеяться над ним. Конечно, наш смех не должен быть ни злым, ни саркастичным, ни циничным. Просто смейтесь над этим «я», потому что оно в самом деле выглядит смешным! А зачем мы должны обуздывать это маленькое, мелкое «я»? Затем, что оно подрывает всеохватывающую любовь, которая так нужна нам в нашей профессии. Тогда как любовь непрерывно распространяется, растёт в нас, это маленькое «я» сужает нас. Они не могут сосуществовать. Либо то, либо другое должно стать победителем. Другого пути для нас нет. И разумеется, мы с вами будем на стороне нашей любви, потому что она является, как я уже говорил раньше, главной движущей силой нашей жизни и нашей творческой работы. Скоро вы заметите, как по-иному вы сами произносите слова «я», «мой», «на мой взгляд» и т.п. Но не форсируйте результат. Он придёт сам собой. Просто получайте удовольствие, услышав, как вы говорите эти слова совсем по-другому".